коров, золотых бычков, чистого серебра и мелкого скатного жемчуга столько, сколько может он увезти на добром коне, унести на плечах богатырских. Но не отдал он им злого их батюшку Соловья-разбойника.
— Хватит ему, — говорит, — на дубу сидеть, да посвистывать, да порыкивать, добрым людям загораживать дорогу прямоезжую.
Добрыня Никитич, Купавна и Змей
Родом Добрыня Никитич был из славного города Рязани. Смолоду он пел-играл на гуслях яровчатых и стрелу в цель посылал без промаха, хоть была бы та цель сокрыта черной тучей. Как взрастила его матушка до полного возраста, наставляла она сына своего:
— Не езди на гору Сорочинскую, не топчи там малых змеенышей. А тем паче не купайся в Пучай-реке. Та река свирепая, сердитая, змеем обжитая. Из первой струйки огонь сечет, из другой искры сыплются, из третьей дым столбом валит.
Но прослышал молодой Добрыня Никитич, что сокрыт за горами Сорочинскими поло́н русский. Не слушал он матушки, ездил на гору Сорочинскую, топтал малых змеенышей. А потом и в Пучай-реке захотел искупаться. Не успел войти он в быструю воду, как издалека-издалече не гром гремит, а Змей Горыныч летит. О трех головах, о двенадцати хвостах.
Взревел Змей Горыныч:
— Ах ты, молодой Добрыня Никитич, захочу целиком тебя проглочу, захочу хвостом замету, а захочу и в полон снесу!
— Не хвались, Змей проклятый! — отвечал богатырь. — Не в твоих еще лапах Добрыня!
Нырнул он ко дну Пучай-реки и выплыл на другом берегу. Но нету у него ни копья острого, ни меча булатного. На том берегу остались. А Змей сыплет на Добрыню искрами, жжет пламенем, душит дымом. Огляделся Добрыня Никитич и увидел высокий курган. Своротил он шапку кургана, поднял над головой ком тридцати пудов весу и ударил Змея разом по всем трем головам.
Пал Змей Горыныч на сыру землю в ковыль-траву. Вскочил на него Добрыня, хочет свернуть все три головы. Тут Змеище и взмолился:
— Не губи, Добрыня Никитич, даю клятву великую не летать на Русь, не жечь города, не брать полону русского.
Поверил богатырь лукавому слову змеиному, отпустил Змея Горыныча. Поднялся тот вверх и скрылся за облаком. Но полетел не в нору змеиную, а к городу Рязани. Летел Змей Горыныч над городом, и случилось ему увидеть молодую Купавну, невесту Добрыни Никитича. Схватил он ее и унес в нору глубокую.
Возвратился Добрыня, узнал, какая беда на него свалилась, и поехал Змея искать. А матушке сказал:
— Ожидай меня три года. Если же в три года не буду, то жди еще три. Как пройдет шесть лет и не вернусь я домой, почитай меня, Добрыню, убитым.
День за днем идет, как дождь дождит. Неделя за неделей, как трава растет. Год за годом, как река бежит. День ехал Добрыня Никитич под красным солнышком, ночь ехал под ясным месяцем. И вот выехал он в чистое поле. Посмотрел на все четыре стороны. В одной стороне леса стоят темные. В другой, северной, высятся горы ледяные. В третьей, позади, город его родной. А в четвертой — норы Змея Горыныча.
Ударил Добрыня Никитич коня плеткой шелковой, и понесся конь богатырский по чисту полю. Целые версты перемахивает, копытом комья земли с копну выворачивает, за три полета стрелы камешки с дороги откидывает. Подъехал к норам змеиным. Сошел с коня Добрыня, взял в руки саблю острую, копье долгое, на плечо вскинул палицу булатную, а под кушак засунул топор каленый.
Видит, стоит перед норами богатырь на добром коне, но в женском платье. Что такое? Тут и разглядел Добрыня злую великаншу Поляницу. Заслонила она вход в норы змеиные, не шелохнется. Ударил ее богатырь палицей. Сидит в седле Поляница, не пошевелится.
«Знать, повыбился я из сил, Змея побивая да дорогу длинную одолевая, — подумал Добрыня. — Растерял силу прежнюю».
Наехал на дуб в обхват человеческий, ударил палицей и расщепил надвое.
«Э, нет, — думает, — сохранилась еще во мне сила богатырская!»
Снова наехал на Поляницу и как ахнет по голове, только звон по округе пошел, а великанша сидит на коне, не ворохнется.
«Видно, сила у меня все же не прежняя», — сокрушается Добрыня Никитич.
Увидел дуб в два обхвата человеческих. Ударил он дуб и расшиб в щепки. Разогнался тут он на коне богатырском, ухнул Поляницу что есть мочи. Наконец оглянулась Поляница:
— Думала я, комарики покусывают, а то русский богатырь пощелкивает!
Ухватила Добрыню, сдернула с коня, опустила в глубокий кожаный мешок и поехала прочь. Но полоснул саблей ловкий богатырь Добрыня изнутри кожаный мешок и выскользнул на землю. Конь его тут как тут. Вскочил на коня Добрыня и в один скок вернулся к норам змеиным. А норы затворены медными затворами, подперты подпорами железными. Он подпоры откинул, затворы отодвинул. Вошел и видит: в норах много-множество народу сидит — полон русский. Выпустил Добрыня Никитич бояр-князей да торговых людей:
Выходите-ка из нор змеиных, ступайте по своим местам да по своим домам.
Дошел он до глубинной норы Змея Горыныча, а там сидит и Купавна.
— Вставай, Купавна, — говорит Добрыня, — за тобой я странствовал далеко-далече по чистым полям, по густым лесам, по высоким горам, ходил по норам змеиным.
Тут и Змей Горыныч приполз.
— Не отдам, — шипит, — тебе Купавны без бою, без драки-кровопролития. Потоптал ты змеенышей малых, выпустил полон русский. А теперь и девицу хочешь увезти!
Дрались они три дня и три ночи. И не мог Добрыня Змея одолеть. Бился он еще три часа и победил Змея проклятого. Кровь Горыныча землю затопила. Тогда взял Добрыня копье и ударил тупым концом о сыру землю, приговаривая:
— Расступись, мать-сыра-земля! На четыре расступись четверти, пропусти всю кровь змеиную!
Повторил три раза, и через три часа расступилась земля, вобрала в себя всю кровь змеиную. Сел на коня Добрыня, посадил сзади Купавну и поехал в чистое поле.
Ехали они, ехали. Притомился Добрыня Никитич.
— Лягу, — говорит, — отдохну.
Только лег, тут же и уснул. Три дня и три ночи спал. Наехал на них лихой человек, увидел спящего богатыря и Купавну. Перекинул ее через седло и увез. Явился он в город Рязань и сказал матушке Добрыни, что спас Купавну от Змея, а Добрыня погиб и лежит в чистом поле. Но не поверила матушка:
— Три года прошло, три еще подождем.
Ждут они, ждут. Опали сады. С дерев ссыпались листья зеленые. Леса оголились. Лежит, наверное, Добрыня в чистом поле головой в ракитов куст, ясные очи вороны выклевали, сквозь белую грудь трава проросла.
День за днем спешит, как дождь
